В наше время доктора политических наук в провинции не такая уж редкость. Политика – во всех её проявлениях – прочно осела в умах, делах, бездействии губернской и уездной элиты, подкрепляемая мощными накатами со стороны вездесущих средств массовой информации, прежде всего, федеральных. Поэтому невольно возникает потребность в «докторах», которые могут, если не лечить инфекции политических ОРВИ и переломы со смещением, то, по крайней мере, тщательно описывать «повороты» политических судеб, подталкивать к верным решениям вступающих на путь неискренней веры в человеческое и справедливое устроение современного общества, основанного на поиске и достижения максимальной прибыли во всём, в том числе и в политике. Кто-то из таких «лекарей», возможно, и скажет заветное слово, протрёт глаза orbi et urbi и… что тогда произойдёт, предсказать невозможно, а помечтать нелишне.

Эту книгу держать в руках приятно, она симпатична по форме, обложке, широким страницам немелкого шрифта, тщательной архитектуре, внушительному списку использованной литературы и, как положено сейчас, награждена академически-скромным тиражом в 350 экземпляров. Наконец, название труда интригует. Автор, В.Ф.Пеньков, тамбовский профессор, теоретик и практик социально-политических процессов в губернии. Что за «легенду» выпустил он на волю, с каких позиций смотрит на политические процессы последних двух с лишним десятков лет?

За частоколом вступительных слов, в первой, так сказать, определяющей общий настрой главе монографии, автор утверждает, что в России ныне происходит «модернизация в условиях системного кризиса». И, хотя большинство населения «поддерживает относительно новые для российского общества ценности, в числе которых были демократическое государство, политический и экономический плюрализм», «повышенная конфликтность российского общества таит в себе ряд опасностей». В общем всё в России переворотилось, но не до конца, которого по объективным и субъективным причинам достичь неможно, по крайней мере, пока.

Идея первой главы книги о взаимодействии и взаимовлиянии политической культуры и политического процесса плодотворна. Как результат в каком-то необозримом будущем сие должно привести «к целостной политической или гражданской культуре». Путь этот далёк и долог, поэтому и не мешало бы заняться аксиологической составляющей проблемы, которая «позволит глубже и предметнее вникнуть в суть происходящего в государстве и обществе… от политического мышления до политического поведения индивидов и социальных групп». Ну, почему же только социальных групп, и кто они такие? Неужели так трудно сказать – «классов»?

А поскольку классовое деление общества и, соответственно, классовая борьба автором явно вуалируется, ему больше импонирует заявление, что «культура – не только надстройка, но и базис общества, более глубокий, чем экономика, именно она определяет тип экономики, социальное устройство и политическую систему». Многое можно сказать по поводу этого, мягко говоря, некорректного вывода; отметим только логическую неувязку: «надстройка» - нечто над верхним этажом здания, сооружения; «базис», беря за основу «строительный стиль», - фундамент, то, на чём держится всё сооружение; трудно представить себе, как же «надстройка» перетекает в базис, и наоборот; скорее всего, такому зданию долго не устоять.

Надо отдать должное, в дальнейшем тексте прямо отмечено: «Определение классового фактора как главного детерминанта политических позиций и поведения является принципиальным отличием марксистского понимания политической культуры от западных интерпретаций». Конец 1980-х - начало 1990-х гг. характеризуется, в частности, тем, что «был нанесён удар по классовому принципу оценки наиболее значимых общественно-политических явлений». И после воцарения в России новой старой общественно-экономической формации уважительное отношение к советскому опыту дорогого стоит.

Но жизнь не стоит на месте, и в связи с этим автору монографии приходится разбираться с многочисленными определениями «политического процесса» и его «структурных элементов», «политической культуры» и т.д.

Естественно, никакие аксиологические анализы на заданную тему невозможны без определения понятия «власть». Остаётся только согласиться с исследователем, что «признанием сердцевиной категории «власть» способности субъекта обеспечить подчинение себе объекта в соответствии со своими намерениями расставляет всё на свои места». И снова, когда рассматривается одна из важнейших компонент политической системы – политические отношения, - вместо твёрдого определения последних как, прежде всего, отношений классов и их диалектическое взаимодействие и отталкивание, возникают некие весьма расплывчатые субъекты политики. Эта «недопроявленность» опять приводит к излишне смелому заключению о политической культуре как краеугольном камне всей политической системы. Особенно занятно выглядит такое умозаключение, когда спускаешься на микроуровень власти, где «происходит селекция политических ценностей, формирование политических предпочтений» или путём «жёсткого насаждения законопослушания», или «тонкой процедурой воспитания».

Коммунистический агитпроп сломан, в то же время «достижение гармонии уровней власти, общества и государства» настоятельно требует в современном российском пространстве «протоимпериализма» (по удачному выражению А.К.Фролова) обращения к культурной составляющей политики. Автор сосредотачивает внимание на таком важнейшем социальном институте, как средства массовой информации. Тут стесняться нечего, СМИ не столько «стремятся заявить о себе как самостоятельном компоненте политической системы», а давно и прочно утвердились в этом положении. Что же касается религии, то одного абзаца для неё явно мало, тем более РПЦ неумолимо проникает из своей, так сказать, профессиональной сферы в клерикальную область политического истеблишмента, отстаивая, так или иначе, мотивы резиньяции.

На минуту оторвёмся от чтения книги. Сделаем одно, на наш взгляд, важное пояснение. Зачем эти заметки по прочтении монографии, спросите вы? Надо объясниться. Их пишет не из профессорской когорты, что по-дружески может запросто «припечатать» коллегу; не вездесущий зоил, кому важно при каждом удобном случае поймать птичку славы за грязное пёрышко; ни, тем более, профессиональный политик в надежде приобрести ещё одного своего сторонника, который подтянет за собой облачко электората. Нет, тут другая история. Конечно, есть доля истины в том, что мы оба с одной сторонки – тамбовской; а кто, как не свои, могут верно и нелицеприятно оценить аксиологию (заодно и социокультурные аспекты) политических процессов. Но определяющим всё же явилось иное: политика сегодня – категория чрезвычайно настырная, её выпихиваешь в форточку, она выползает из-под пола; для определённой, и немалой, доли электората всё, что с ней связано, больно ударяет по нервам, посему и интересно, что же такого оригинального и свежего «надыбал» тамбовский учёный в данной сфере. Понятно, при таком раскладе речь идёт не о разложенных по полочкам суждениях, примерах и выводах автора, а лишь о некоторых мыслях по поводу важных его формулировок и заключений. По такому суду и надо оценивать данные заметки.

Итак, глава II, самая объёмная. Политический процесс анализируется с точки зрения социокультурной с солидной примесью аксиологических определений.

Конечно, в идеале, как пишет автор, «понимание сути происходящего в политической сфере сегодняшней России позволяет рассчитывать на возможность политико-управленческого влияния на развитие ситуации в обществе и государстве». И тут же звучит тезис об «избыточной идеологизации политического процесса»; спрашивается, а возможно ли вообще политическое развитие без серьёзной и принятой большинством общества идеологии; если же «избыточная идеологизация» понимается как засохший венок идеек и недооформленных постулатов, то это никак не будет способствовать укреплению государства, о чём прямо и надо сказать, и что в значительной мере подтверждается нынешней практикой. Отсюда и следующий, на наш взгляд, неверный вывод о том, что «в России ещё не оформилась в полной мере политическая сила, способная возглавить процесс модернизации». Так нередко говорят, чтобы скрыть реальность, извините за трёхэтажное построение, бонапартистско-олигархическо-бюрократического режима. А потом руки в недоумении разводим в связи с «утратой политико-аксиологических и морально-этических компонентов». Капитал и мораль – вот необъятная тема, где можно долго упражняться в аксиологических терминах и определениях… И чуть далее: «В общегосударственном плане не было обозначено внятных параметров вновь создаваемой системы ценностей». Сказать бы прямее: потому что это было опасно для претворения в жизнь задуманных и осуществлённых реформ.

Автор настойчиво пытается «облагородить» изменения, произошедшие за последние 25 лет, убеждая нас, что «революционный путь развития, абсолютизирующий определённые групповые интересы и ценности (а проговорил – классовые, и всё стало бы на свои места), сопряжён с насилием, чреват обострением социальных проблем, а в гуманности явно уступает эволюционному». Присвой эту фразу Е.Т.Гайдару, сойдёт на ура, но нашему бывшему работнику идеологического фронта как-то негоже выдавать абстракцию за непреложный факт, да ещё памятуя о «русском кресте», нескольких миллионах россиян, пытающихся жить на уровне МРОТ, и подобных «артефактах».

Казалось, соглашаешься с мыслью: «Модернизация общества, трансформация политической системы невозможны без преобразований политической культуры, чего, в свою очередь, нельзя достигнуть без формирования на основе согласия обновлённой системы ценностей, лишённой излишней мифологии», если бы не три последних слова; даже сама стилистика – «лишённой излишней» - подсказывает, что дело тут не в «мифологии» и, тем более, не в «излишней мифологии».

«Партийное строительство последних двух десятилетий не привело к созданию полноценных политических партий и собственно партийной системы». Так и хочется добавить: в буржуазном смысле слова. ЕР – «партийно-административная структура вертикального интегрированного типа эффективна на мобилизационном этапе политического процесса, но явно не готова к «забегам на длинные дистанции». Спрашивается, на каком истекшем временном отрезке проводились системные мобилизационные мероприятия и что они дали полезного государству и обществу? При этом особняком среди новых партий, подчёркивает В.Ф.Пеньков, стоит КПРФ, обладающая структурным и ценностным потенциалом, свойственным «настоящей» партии. Абзац о коммунистах можно было бы и расширить, тем более наблюдается, по мнению исследователя, «заметный отрыв руководящих деятелей от интересов членов партии», что неплохо бы обосновать конкретными примерами, а не «глухим» заключением. Завершается раздел, посвящённый партийным делам, неутешительным итогом: «Рыхлость идеологических установок, отсутствие ярких лидеров и вялость используемых организационно-ресурсных технологий» - вот стандартный набор современных политических партий, с которым можно уехать далеко, но в сторону от прогресса.

Рассмотрение аксиологических аспектов и влияния социокультурных факторов на политический процесс начинается с весьма спорного тезиса: «Постепенный уход в прошлое огосударствленной гомогенной модели политической культуры с её идеологизированной системой ценностей, основанной на примате государственных интересов над интересами личности, может быть оценён как положительное явление». Чувствуя шаткость такого утверждения, автор буквально через несколько строк спохватывается; «Важным элементом обеспечения политической и социальной стабильности остаётся государство». Но нынешнее государство постоянно атакуется теневой экономикой, коррупцией, организованной преступностью, религиозным экстремизмом. А «ядро преступной аксиологии – навязывание обществу своей воли через нелегитимную силу, подкуп, забвение моральных и этических норм в угоду интересам узкого круга лиц». Если не обращать внимание на определение «нелегитимная», то сквозь эти рассуждения вполне отчётливо проявляется мурло капитализма. Тем более, в России «проступают признаки маргинальной политической культуры агрессивного толка, стимулирующие конфликты и социальную напряжённость». Так замыкается круг перехода от гомогенной модели политической культуры к гетерогенной.

Общество пытается поменять вектор своего развития, ведутся речи о нежелательности затухания культурной традиции. Однако ни слова о том, что эта негативная тенденция косвенно связана с деиндустриализацией промышленного производства и деколлективизацией сельского хозяйства, будто бы и не подчёркнуто несколькими страницами ниже: «Изменения в политической сфере, в системе ценностей совпадают с переменами в экономике». Всякие разговоры о гармонизации гражданского общества (если вообще таковое есть), определения базовых ценностей, их консенсуса и т.д., и т.п. выглядят порой шаманскими заклинаниями, а не решаемой в течение исторически краткого времени задачей.

Именно поэтому, когда автор переходит на региональный уровень, звучит иная тональность: «Нарастание кризисных явлений, обострение социальных проблем, когда выживание каждого субъекта Федерации становится проблемой номер один для местной политической элиты и населения». «В провинции определились политические принципы, имеющие свои региональные особенности, возникли свои политические традиции, нормы и политические процедуры, формируются региональные политические культуры». Вот так: «политические принципы» определены, по ним и живёт местная элита, а «политические культуры» ещё только формируются. Хотя, чему тут удивляться, фразы-то спокойно-академические; а позвольте спросить: те негативные ценности, так сказать, федерального уровня разве местному политикуму не свойственны, да ещё подперченные «региональными особенностями»? «Отказ от учёта политической детерминации развития регионов, забвение (иногда и вправду хочется забыть кое-что) региональных культурологических аспектов сужают» не только перспективы теоретических исследований, но и коверкают политическую практику. Поэтому В.Ф.Пеньков долго перечисляет причины местных неурядиц политического толка. Их внимательное исследование потянет на многотомный труд. И всё-таки автор пытается и в этом вопросе лавировать, заявляя, с одной стороны, «экономическая жизнь регионов полна противоречий», с другой, ссылается на «фактическое экономическое неравенство субъектов», а, по сути дела, переводит «субъекты» в «объекты», которыми манипулирует федеральная власть, не в состоянии выстроить сколько-нибудь стройную вертикаль экономико-социальной сферы в государстве. Критика «договорного процесса» между рядом регионов и центральной властью справедлива, сейчас это уходит в историю, однако практически ни одна проблема двадцатилетней давности по-крупному не решена.

Политическая аксиология добирается до потребителя при помощи различного рода коммуникативных ресурсов. Данной теме в книге отведена особая глава. Критика государственных СМИ, которые «господствовали» в СССР, является вполне ритуальным действом. Когда же речь заходит о сегодняшнем положении со свободой слова (конечно, с прилагательным «подлинная»; заметим, слово это происходит от слова «подлинник» – длинный шест: при судебной расправе били подлинниками, то есть длинными палками, чтобы выпытать правду), то произносятся понятия «гласность», «свободная печать», а то и «поиск оптимальных теоретических моделей российской печати». Как обычно, ссылка на то, что «в зарубежной общественной науке эта проблема решалась уже не одно десятилетие». Ну, и что?! Вот каков результат усилий: «СМИ могут быть использованы как инструмент манипуляции общественным мнением». Только не «могут быть», а вовсю используются и российскими, и иными буржуазными СМИ. Поэтому выглядит несколько односторонним утверждение об избавлении публичной информации начала 1990-х годов от цензуры; более точно следует сказать об изменении форм и методов цензуры, переходе её в коммерческие сферы, а не об её исчезновении. Тем более, мы читаем: «Направленность редакционной политики во многом (скорее, в главном) отражает амбиции, политическую культуру (или её наличие отсутствия) и ценностные ориентиры тех, кто оказывает влияние на тональность (и здесь удивительно «нежное» определение – речь-то идёт не о миноре и мажоре!) печатных публикаций, радио и телепрограмм». «В отношениях между владельцами и СМИ не всегда устанавливаются идеальные отношения». Было бы правильным, хоть вкратце, описать сей «идеализм» отношений не как образец для подражания, а как ещё одну аксиологическую проблему. Так частенько бывает: благородные теоретические построения отторгаются текущей практикой.

Но нет, далее утверждается, «идеальной моделью печатных и электронных СМИ должны быть общественные средства массовой информации, т. е. газеты, журналы, радио и телевещательные компании, чей печатный программный продукт служил бы не корпоративным, а общественным интересам». Продолжим эту мысль. Общество разделено на классы, по осторожному определению В.Ф.Пенькова, на социальные слои; ладно, пусть общество будет «слоистым»; и к какому слою будет притянута основная масса общественных СМИ – никто не скажет?

Заключительная глава монографии написана, если так можно выразиться, веселее; в ней больше жизненных реалий, чем аксиологических упражнений на заданную тему. Оно и понятно, речь идёт о public relations – то ли о науке, то ли о торговом мероприятии, то ли о ресурсе манипуляции. Никуда не денешься, «цели PR в России быстро выродились и свелись к целенаправленному введению общественности в заблуждение и активной манипуляции ею». Одно утешение: «не менее эффективный способ увода общественности от реальности практикуется в США». А раз так, то с PR как особой маркетинговой кампанией церемониться не стоит, потому что за счёт неё увеличивается «количество контролируемых элементов нашего бытия». И более откровенно: «PR – внутреннее, скрытое принуждение, которое не ощущается таковым, поскольку человеку кажется, что он сам принимает решение и, главное, несёт ответственность за него». «Прямое управление и использование массовых коммуникаций для собственной пропаганды – удел тоталитарных государств. Использование политического консалтинга – прерогатива государств демократических». Что и требовалось доказать. Для государств одного типа – удел, для иных – прерогатива. Но какими бы «обходными» терминами не воспользуешься, выходит, что тоталитаризм – выкладывает пропагандистские козыри напрямую, а вот демократия, по крайней мере, буржуазная, – исподтишка, тихой сапой… И что лучше, что наглядней и приглядней для общества и человека, - стоит подумать. Конечно, в тексте к слову «пропаганда» регулярно (явно или неявно) приклеивается определение «примитивная»; с таким подходом рациональные варианты полезных решений, к сожалению, отыскать сложно, если вообще возможно. И уж совсем не к месту пример В.И.Ленина, который, по мнению автора, занимался, оказывается, тоже PR-кампаниями, для чего связал понятие «социализм» сначала с «военным коммунизмом», а потом с НЭПом. Делом он занимался, государственным и великим, не терпящим отлагательств! А PR-трансформации, между тем, множатся: «социалистическая демократия» стала полной противоположностью своему общемировому значению». Где бы это «общемировое» ещё сыскать и пощупать?!

Сквозь все рассуждения, аксиологические конструкты, цепочки действий подчёркивается важнейшая мысль: «Если цели не будут чётко определены, а стратегия и тактика не будут спланированы, мы можем стать жертвой случая». Учитывая «невидимую руку», двигающую и сдвигающую интересы и потребности, правильней сказать, что PRмены живут и действуют в условиях именно и исключительно «случаев», а независимость PR-структур есть производная от степени развития капитализма; политический товар, который они продвигают по мере сил и возможностей, стимулирует ценностные предпочтения в обществе и заодно с переменным успехом «исправляет то неизбежное в политике негативное впечатление, которое уже существует или (что ещё важнее) предотвращает его».

Завершая исследование, автор вновь подчёркивает, что «абсолютизация любой проблемы, будь то сфера экономики, политики или вопросы социального устройства, не может привести к желаемому результату, если решение отыскивается вне контекста культуры, не зиждется на аксиологических основаниях». С этим соглашаешься. Но когда анализируемая проблема видится исключительно «не в искажении фактов, а в различии ценностных подходов», остаётся только глубоко вздохнуть: бесстыдный релятивизм либеральных узаконений позволяет понять и простить практически всё; но и разрешает использовать любые методы и манипуляции, в том числе и в политической области. Для многоголосых дискуссий это, возможно, и неплохо, но даже аксиология, не говоря уже о политике, экономике, социальном, страдает от такой неистинности в поступках и мыслях.

Несколько частных замечаний, в том числе и на будущее.

Очень нередко в тексте звучит вводный глагол «полагаю», когда выдвигается то или иное определение, делается тот или иной вывод из сказанного. И возникает ощущение, что несовершенная форма глагола вольно или невольно выражает не полную уверенность исследователя в приводимом утверждении.

Богатый набор цитат и ссылок бледнее из-за того, что автор то ли не решается, то ли отбрасывает мнения своих оппонентов (а они наверняка есть в немалом количестве). Мы слышим, как правило, согласный хор, но нет драматического диалектизма мнений.

Было бы удобней для читателя книги разбить главы на разделы или параграфы.

Основная статистика по СМИ принадлежит 90-м годам, и только полторы странички посвящены более близкому нам времени, а могучий Κένταυρος мчится, и мчится безоглядно.

Явно недостаточно в «культурной» части работы отведено места анализу заявлений и выступлений политических деятелей, аксиологическому аспекту, в частности, соответствия сказанного реальному положению дел. «Язык лести» (Гегель) привносит в их деятельность раздвоенность мысли и внешнего выражения, громоздит условность многоэтажных переходов политического этикета.

И практически не затронута такая интереснейшая тема: «Классовое господство – и чем грубее оно, тем больше – всегда закрепощает господствующую касту, ограничивая её свободу и самодеятельность (как показывает судьба буржуазного парламентаризма в настоящее время)». Замечательный тезис выдающегося философа и культуролога М.А.Лившица прямо призывает расширить и углубить исследование в этом русле. И при том не забывать, по его же выражению, опасность «презренной партии середины». А можно копнуть в суть проблемы и ещё дальше, используя для этого, к примеру, лившицевскую «теорию тождеств».

Ну, вот, пожалуй, и всё, что хотелось сказать по теме и исполнению монографии В.Ф.Пенькова.

- А как же название книги? Его интерпретация? – спросит неугомонный читатель.

Никак не будем объяснять и комментировать. Тому, кто заинтересовался темой и её изложением, достаточно будет прочесть исследование или, хотя бы, внимательно его пролистать, и станет ясно, причём тут Χείρων.

Того же, у которого скулы воротит от всякой «научной белиберды», поучать нечего. Он сам с усам. Пусть останется в неведении, отчего Хирону предстоит-таки сделать великий шаг…